Внутренний СССР - По вере вашей да будет вам… (Священная книга и глобальный кризис)
Прав был адмирал Шишков, а тем более М. Л. Магницкий[159], пославший в 1831 году письмо Николаю, в котором писал об использовании иудеев иллюминатами для достижения тайных целей:
«Люди сего рода в Россию приезжать могут, по большей части, под именем приказчиков торговых домов, от коих и действительно, для закрытия себя, легко иметь им некоторые поручения наших произведений и проч., ибо ныне капиталы всей Европы приведены уже в руки жидов[160] (четыре брата Ротшильда)». Кроме того, он заявлял, что «центр мирового заговора находится в Лондоне, где иллюминаты даже учредили университет без преподавания христианской теологии, но зато с обучением жидов».
В этом письме М.Л. Магницкий впервые акцентирует внимание на том, что иудеи становятся участниками «мирового заговора масонов».
Но уже ближе к середине XIX века иудеи стали обладать монополией на ростовщическую деятельность. Приведём пример о событиях, которые произошли в Севастополе. В. Шигин в статье «Потомству в пример»[161] описывает деятельность ростовщиков в Крыму:
«К началу 30-х годов XIX века в Севастополе сложилась крайне негативная ситуация. Суть случившегося была в следующем. Дело в том, что морские офицеры, и в первую очередь офицерская молодёжь, привыкли жить, не считая денег. Для этого в городе исстари существовала хорошо отлаженная система греков-ростовщиков, дававших офицерам деньги под небольшой процент. Однако с попустительства Грейга[162] в Севастополе начался передел сфер влияния, и вскоре подавляющее большинство греков было отлучено от своего ростовщического бизнеса, а их место заняли евреи. Мгновенно резко подскочил процент за кредиты, неискушенные в финансовых делах мичманы и лейтенанты, привыкшие жить в долг, разумеется, продолжали пользоваться услугами кредиторов, но уже не греков, а евреев, с каждым заёмом всё больше и больше влезая в долги. А потому спустя некоторое время практически весь офицерский состав Черноморского флота был не только не в состоянии вернуть местным евреям долги, но даже расплачиваться за проценты. Флот фактически оказывался в руках еврейских ростовщиков. Кто-то, отчаявшись выбраться из долговой ямы, кончал жизнь самоубийством, кто-то опускал руки и переставал интересоваться делами службы, думая только о том, как бы вернуть хоть кое-что. О ненормальной ситуации на Черноморском флоте было доложено Николаю I. Император-рыцарь быстро разобрался в ситуации. Так как никакой возможности восстановить старое положение дел уже не было, необходимы были экстраординарные меры, и они были применены. Прежде всего в Севастополе было введено чрезвычайное положение. В течение 24 часов все севастопольские евреи были выселены из города с запрещением не только когда-либо возвращаться в Севастополь на жительство, но даже приезжать туда по любым делам. За ослушание грозила каторга. При этом во время отправки евреев из города жандармскими офицерами были уничтожены все имевшиеся у них долговые бумаги. Можно представить восторг и радость черноморских офицеров решением императора! Отныне имя Николая I стало для черноморцев почти священно. Теперь в отличие от балтийцев, которые «любили» императора в соответствии с его должностью, черноморцы обожали Николая I искренне. Зная об этом, последний отвечал им тем же, разрешая, в отличие от всего остального флота и армии, только черноморцам всевозможные послабления в форме одежды и несении службы. Эта взаимная любовь продлилась до самой Крымской войны, и, может, именно поэтому кровавая Севастопольская оборона и гибель тысяч и тысяч черноморских моряков, которых Николай I не без основания считал своими любимцами, значительно ускорила кончину императора?».
Как мы видим, Николай I понимал, кому принадлежит финансовая власть, но ему для экономического подъёма страны необходимы были кредиты, которые приходилось брать на Западе, поэтому он прибегал к помощи международных ростовщиков. Для осуществления своих замыслов император использовал министра финансов графа Канкрина сына литовского раввина[163]. Канкрин пользовался большим уважением у Николая, которому приписывают фразу, сказанную им министру финансов: «В государстве Российском есть два человека, обязанные служить до самой смерти: я и ты». Канкрин действительно был человеком незаменимым для России: он остановил инфляцию, добился бездефицитного бюджета, укрепил рубль, способствовал развитию отечественной промышленности.
Императору для получения кредитов приходилось прибегать к помощи и других представителей ростовщического бизнеса. Приведём цитату из статьи «Финансовые бароны»[164] о банкире Штиглице:
«В результате успешных финансовых операций Штиглиц (немецкий иудей, приехавший искать финансового счастья в Россию) быстро разбогател. В 1820-х годах, всего за несколько лет, его банкирский дом стал крупнейшим в Российской империи. …
Такому успеху способствовало содействие приближенных к императору Николаю I людей — небезызвестных графов Бенкендорфа и Нессельроде. Помогая правительству, Штиглиц извлёк максимальную выгоду из российской внешней политики. Одно время соперником коммерсанта был придворный банкир Ралль, однако потом дела его пошатнулись, и вскоре он был вынужден отказаться от дальнейшей борьбы за это место. Тогда Штиглица, как банкира, достойного занять первенство на Петербургской бирже, стали рекомендовать в качестве придворного финансиста. И он, по сути, им стал.
Контора придворных банкиров и комиссионеров занималась как внешними, так и внутренними операциями. В её обязанности входило налаживание отношений с кредиторами русского правительства, поддержание тесных связей с европейскими банкирскими домами европейских центров и т. д. Контора придворных банкиров существовала до 1811 года. С образованием Министерства финансов и особой канцелярии по кредитной части все операции перешли к ним. Однако институт придворных банкиров сохранился до середины XIX века.
“Банкирский дом Штиглица стал крупнейшим в России. Он неоднократно оказывал помощь царскому правительству, организуя иностранные займы (за 35 лет правительство получило займы на сумму 346 млн. рублей). В 1841 году именно через Штиглица был заключен государственный заем в 50 млн. рублей серебром на постройку железной дороги из Петербурга в Москву. Самые значительные займы были предоставлены во время Крымской войны. “За заслуги распространения российской торговли” банкиру пожаловали звание барона (с правом передачи его наследникам) и причислили его к петербургскому первостатейному купечеству.
В Европе не было ни одного города, где не принимали бы к уплате векселей Людвига Штиглица. Состояние барона сравнивали с богатством крупнейшего в Европе гамбургского банкира Соломона Гейне.
Все его торгово-промышленные начинания пользовались самым широким кредитом, так как, по отзывам современников, вексель Штиглица являлся как бы наличными деньгами, а слово его ценилось выше всякого векселя. В течение нескольких лет господин Штиглиц превратился в одного из самых могущественных и богатых банкиров в Европе. У него были крупные заводы и мануфактуры, при его активном участии учреждено было пароходство, основано страховое “от огня” общество и многие другие весьма прибыльные предприятия».
Отметим, что сын Людвига Штиглица — Александр Штиглиц, был назначен первым управляющим Государственного банка Российской империи, образованного в 1860 году. И это несмотря на то, что годом ранее ему было предъявлено обвинение в том, что его операции с одним банкирским домом в Лондоне принесли убытки России в размере 4,5 млн. рублей. Его считали одним из разорителей России, обвиняли в вывозе значительных объёмов российского золота за границу, назначении субъективного биржевого курса и даже в монопольном управлении русскими финансами совместно с небольшой кучкой других европейских ростовщиков. И это обвинение не было необоснованным. Тем не менее, Александр II был вынужден назначить этого проходимца управляющим Государственного банка. А что ему ещё оставалось делать в условиях глобального ростовщического давления извне, в противном случае не видать ему никаких внешних займов.
Но вернёмся к деятельности Николая Павловича. Жёсткое отношение к декабристам, проявленное им в первые дни своего царствования, показало либералам и демократам того времени, кто в России осуществляет реальную власть. Николай отнёсся к мятежу очень серьёзно, назначив комиссию для анализа программных документов декабристов, и учёл в дальнейшем в своей деятельности те пункты программ, которые действительно заслуживали внимании. Самым важным пунктом, который поддерживало большинство русских людей, был пункт о ликвидации крепостничества. Все остальные дельные предложения декабристов, такие, например, как преобразование системы управления государством, можно было начинать выполнять сразу, а вот с ликвидацией крепостничества дело обстояло значительно сложнее. Николай понимал, что и так после подавления мятежа у него осталось много скрытых врагов, но если ещё быстро ликвидировать крепостное право, то, объединившись вместе, все недовольные его политикой, включая помещиков, его просто сметут. И это при сложнейшей международной обстановке. Для ликвидации крепостничества и освобождения крестьян необходимо было отнять землю у помещиков и передать её огромной массе крестьян[165]. Для того, чтобы избежать очередного восстания, необходимо было, во-первых, заплатить помещикам за землю и, во-вторых, подготовить рабочие места для части неимущих крестьян. Но в то время ни первое, ни второе условия были невыполнимы, и поэтому император тайно создаёт комиссию по подготовке мероприятий по освобождению крестьян от крепостной неволи. Об этой комиссии не знали даже близкие его родственники. Благодаря тому, что при Николае был создан фундамент для ликвидации крепостного права, Александр II сумел достаточно легко реализовать планы своего отца.
